Звонок будильника долбанул по голове как хорошая кувалда. Фей беспокойно заворочался и засучил ногами в переходной фазе от сна к бодрствованию. Ему только что снилось, как он возлежит, словно телка из рекламы «Баунти», в шезлонге на берегу голубоватого океана под тихий шелест мерно накатывающего прибоя, а вокруг томные красавицы расставляют напитки на круглом стеклянном столике, изредка чуть касаясь его могучего волосатого торса своими обнаженными грудями идеально правильной формы…и вот нате, пожалте – мерзкое «пииииииип…. пииииииип».

Фей машинально выругался и сунул ноги в стоптанные шлепанцы без носков. Обувка подозрительно влажно похлюпывала и пахла еще хуже, чем обычно. Олег медленно, как аквалангист в дискаверивских фильмах, повел полуоткрытыми глазами с целью выявления диверсанта, который обнаружился на хозяйской кровати, мирно раскинувшим все четыре лапы в форме буквы «Х».

Пробуждение кота было еще более безрадостным, чем хозяина. В какой-то момент кот осознал, что он взмывает в воздух, любовно поддерживаемый за шкирку, и, совершив немыслимый пируэт в воздухе, шмякается о зеркало шкафа-купе, а потом медленно, как изрешеченный пулями честный полицейский в старых гангстерских фильмах, сползает вниз. Подняв морду и увидев взгляд Фея, кот понял его совершенно правильно и с видом Джордано Бруно, всходящего на свежевыложенную поленницу хороших сосновых дров, прошествовал в арестантский угол.

Свершив акт правосудия, Фей опустил очи долу и обозрел жену, которая улыбалась ему во сне. Олег наклонился, насколько ему позволил обострившийся остеохондроз, и брутально поцеловал благоверную в щечку (он не признавал всяких телячих нежностей типа французских поцелуев, а в групповуху в принципе не верил, считая, что друзья его разыгрывают). Как обычно, ему было невдомек, что жене снится Энрике Иглесиас (сменивший в последние пять лет в ее снах папашу Хулио), который в этот самый момент примерял ей хрустальную туфельку «Армани» со стразами от Сваровски.

Фей продефилировал на кухню, попутно почесывая яйца. Как он и предвидел, жрать там было совершенно нечего. На облупившейся ржавой раковине вокруг последней крошки хлеба сидела группа тараканов. Издалека они напоминали индейцев, собравшихся возле костра выкурить трубку мира на переговорах с соседним племенем. Тараканы только грустно подняли головы на шлепающий звук приближения Фея и снова стали шевелить усами, обсуждая мировой кризис, докатившийся и до них.

Олег по привычке еще немного потоптался на кухне и тихо, дабы не мешать тараканьему толковищу, вернулся в спальню. Он достал из шкафа застиранные кальсоны с тесемками, разноцветные носки и майку-алкоголичку, составлявшие последний фронт обороны тщедушного тельца Фея. Кое-как напялив на себя эти девайсы, он добавил к антуражу спившегося рок-музыканта рваные джинсы и футболку с принтом куста конопли сорта «Майский трутень». Увенчав свою светлую голову бейсболкой, он лихо повернул ее козырьком назад и заторопился к выходу.

Возле подъезда дворничиха тетя Малыша воспитывала сорванца Ламента, охаживая его метлой по крутым бокам. Она вдруг вспомнила, что прошлой осенью он бросил коробок из-под спичек мимо урны, и теперь вкладывала всю свою молодую силушку в воспитание подрастающего поколения. Сегодня вечером она ляжет в свою кровать с чувством выполненного долга и ощущением какой-то необычной легкости и парения в душе.

Над Могилевом вставало солнце…

(с)Lament